У меня никогда не складывались отношения с божествами. Я была вечно недовольна своей участью, и у меня было множество претензий к тем, кто, как мне казалось, пребывая в лучшем мире, в беззаботном мире духов, нес ответственность за то, что творилось на земле.
Прежде всего, едва я осознала себя, как чувствующее и думающее существо, мне пришлось принять тот факт, что я сирота. Конечно, были люди, которые несли за меня ответственность, однако, они не делали тайны из того факта, что собственные дети им милее, чем чудом выжившая в голодный год чужая девочка.
Я в свою очередь не считала нужным делать тайну из того, что я не испытывала к ним благодарности за то, что они заботятся обо мне, дают мне кров, пищу и одежду. Я считала, что гораздо лучше для всех было бы, если бы я погибла в ту зиму… Но духи не прислушивались к моим мыслям и желаниям: я росла на редкость крепким и здоровым ребенком по сравнению с родными детьми своих опекунов.
И еще я была ужасной задирой. Поскольку недовольство поведением духов, следивших за равновесием и гармонией в мире, требовало выхода, то чаще всего я вымещала его на своих сводных братьях. Сестер я не трогала, считая, что с девчонками дерутся только слабаки.
Не могу сказать, что когда в конце концов от меня избавились, отдав на воспитание в Храм Аватара Киоши, то поступили несправедливо. Хотя на тот момент, это казалось мне одной из самых страшных несправедливостей, случившихся со мной. Потому что у меня и так не было семьи, а теперь не осталось даже ее видимости. Потому что я не уважала Аватара, который допустил войну, голод и бедствия, постигшие наш остров. Потому что я не уважала Киоши, которая была женщиной.
Да, в этом заключалась моя главная обида на весь мир – то, что боги допустили, чтобы я родилась девчонкой. Не могла пойти в армию и отправиться на войну, как это сделали мужчины. Именно поэтому я терпеть не могла, когда приемная мать пыталась меня приласкать и ждала ответной реакции. Именно поэтому я влезала во все драки, которые затевались в округе. Именно поэтому требовала, чтобы меня стригли как можно короче. Именно поэтому я сбегала с уроков рукоделья и от помощи по дому, к которым меня пытались привлечь, и носилась с мальчишками по окрестным крышам и подворотням.
Мне было девять, когда я оказалась в школе Воинов Киоши среди других девчонок, родители или опекуны которых считали особой честью отдать их на обучение в Храм. Я так не считала. От одного взгляда на форму воинов, которую мне предстояло когда-нибудь надеть, мне становилось дурно: яркий грим, зеленое платье, вышитое золотом и веера – ну куда это годится! Однако деваться мне было некуда, и я просто внесла это обстоятельство в длинный список претензий, которые намерена была предъявить творцу этого мира, если когда-нибудь встречусь с ним.
Наставница мгновенно вычислила меня, как потенциальный источник множества проблем. Но вместо того, чтобы вести со мной душеспасительные беседы или просто выкинуть из школы, она принялась гонять меня с рассвета до заката, нагружая все новыми упражнениями, обучая все более изощренным приемам, незаметно для меня вворачивая в разговор необычные факты из биографии Киоши, в которых она представала не как Аватар, одно из воплощений Великого Хранителя Планеты, не как женщина, перед которой склоняли головы владыки земель, а как незаурядная личность, с острым умом, тонкой интуицией и железной волей… Которой, как кстати добавляла моя наставница, крайне не хватало мне самой.
Сперва я уставала так, что на озорство, шалости и драки просто не оставалось сил. Потом, когда я привыкла к ритму тренировок, на меня переложили ответственность за обучение отстающих. По мере того, как тело мое привыкало к размеренным и точным движениям боевого танца с веерами, моя душа понемногу отпускала многочисленные свои обиды, а необходимость просчитывать движения противника дисциплинировала разум. К моим обычным занятиям с отстающими и новичками добавились рейды на дальние берега острова, которые так же охраняли воины Киоши. Уважение, которое я видела теперь в глазах своих соплеменников, еще несколько лет назад считавших меня самым страшным бедствием, которое когда-либо постигало их поселение, вызвало у меня неожиданную гордость и странное желание защитить их от того мира, который был так несправедлив ко мне.
И однажды наступил день, когда нам торжественно вручили форму воинов. Зеленый – королевский цвет, цвет жизни, которую мы были призваны защищать любой ценой, шелковая нить – символ нерушимой верности и отваги, золотая окантовка – знак чести воина Киоши. Моя форма отличалась от других головным убором с шелковыми кистями– я была выбрана лидером новой группы воинов.
Это было странно, но я больше не ощущала обиды на мироздание, не пыталась предъявить счет вселенной за нанесенное этой формой оскорбление. Я приняла ее со спокойной гордостью и смирением. Отныне я была воином Киоши, защитницей острова и его жителей. Я чувствовала, что именно мы стали последним рубежом и оплотом мира для людей, покинутых Аватаром.
Но однажды пришел день, когда я поняла, что не просто смирилась с тем, что я – девушка-воин. Я ощутила гордость за то, что судьба распорядилась именно так. На острове появились чужаки…
У него была непривычно смуглая кожа, и щеки, еще покрытые юношеским серебристым пухом, как изнанка тополиных листьев. И глуповатая самоуверенная ухмылка. И дурацкая мужская гордость. И на темном лице необычайно ярко сияли синие глаза.
Все на острове радовались возвращению Аватара. Словно этот мальчик, которому еще и тринадцати не было, мог одним взмахом своей детской руки спасти весь мир от столетней войны. Малыши таскались за ним толпами, везде звучало его имя, как будто он уже вернул народам мир и равновесие.
Мне было горько смотреть на это. Было грустно от того, что деревянную статую Аватара Киоши только теперь решили привести в порядок и освежили краску. Вместо того, чтобы поддаться беспечности, как остальные, я собрала своих воинов в додзё, и мы до изнеможения отрабатывали приемы боя. Этот парень из племени воды не мог выбрать худшего момента, чтобы заявиться к нам, гордо выпятив свою худосочную грудь. О духи, я будто саму себя увидела на пороге додзё – нахальный, необразованный, наивный, уверенный в собственном превосходстве – такой я сама когда-то впервые переступила порог этого зала. И я не могла устоять против соблазна преподать этому синеглазому фату урок смирения.
…Надо отдать ему должное, учился он очень быстро, схватывал буквально на лету – пока летел лицом навстречу полу со связанными рукой и ногой…
Когда он осмелился появиться в зале в следующий раз, на его смуглом лице не осталось и тени былого самодовольства. Может, поэтому, а может, из-за его синих глаз я согласилась дать ему несколько уроков техники воинов Киоши. Новый урок смирения: я заставила его надеть нашу форму, нанести боевой грим, взять в руки – о духи, как это было весело! – женские веера. Я думала, что так мне будет проще, – когда я не буду видеть под гримом его нежной кожи, а яркий грим скроет блеск его глаз, в которых, казалось, можно было утонуть.
Но он выдержал. Он был, действительно, очень талантлив и наблюдателен, и в точности старался повторить каждое мое движение. В какой-то момент я залюбовалась его движениями. И сосредоточенно сведенными бровями. И плотно сжатыми губами… И я уже представила, как завтра предложу ему отправиться в рейд на противоположный берег острова… И он поймал меня на этом. Всего один раз. Потому что все хорошее быстро заканчивается…
На остров напали враги, деревня пылала, мы оказались бессильны перед магами Огня, несмотря на все наши тренировки. Огненные охотились за Аватаром, и самое лучшее, что он мог сделать, - покинуть остров как можно скорее и увести преследователей за собой. И мое синеглазое наваждение должно было последовать за ним.
На прощание не было времени. Я слушала, как он лепечет что-то об извинениях, и понимала, что другого шанса у меня просто не будет: судьба и духи не слишком любили баловать меня подарками. И, пожалуй, самым главным их даром было то, что я была девушкой, что я могла уверенно смотреть в эти бездонные глаза под черными ресницами, слушать дробный стук своего сердца и, следуя его приказу, – поцеловать этого нелепого, наивного, глупого, милого мальчика. И отпустить его.