Романс – произведение изначально ориентировано на развитие именно романтических отношений между некоторыми, а иногда и всеми персонажами. Проще говоря, перед нами мелодрама с элементами фантастики.
Комедия - характеризуется юмористическим или сатирическим подходом. Источником смешного являются события и обстоятельства или внутренняя суть характеров.
Трагедия – изображает действительность заостренно, как сгусток внутренних противоречий, вскрывает глубочайшие конфликты реальности в предельно напряжённой и насыщенной форме, обретающей значение художественного символа.
Драма – изображает, преимущественно, частную жизнь героя и его острый конфликт с обществом. При этом, акцент часто делается на общечеловеческих противоречиях, воплощённых в поведении и поступках конкретных персонажей.
Дарк – история с рекордным количеством смерти, насилия, жестокости и боли. Гротескные описания и фатальные случайности. Часто заканчивается смертью, по крайней мере, одного персонажа.
Кроссовер - объединяет в себе попытки перекрестного опыления различных кино и прочих вселенных, вытекающих в совместное действие или отношения персонажей из совершенно разных историй.
- Зуко. Ты вообще меня слушаешь?! Быстрый кивок головой. Чай уже давно остыл. Ароматная жидкость привычно оставляла осадок на белом фарфоре чашки. Конечно же, я ее не слушал. Но не раскаивался в этом. Просто мне всегда нравилось смотреть, как она наливает себе чай. Аккуратно отодвигает ткань узорчатого рукава с запястья. Тихонько поднимает чайник. Бережно и трепетно. Наклоняет. В хрупкую чашку бежит струя. Она старается, чтобы ни одна капля ни пролилась на полированную поверхность маленького стола. Потом бережно ставит чайничек обратно с тихим стуком. И подносит чашку к накрашенным губам. Я не люблю, когда ее губ касается алая тушь. Она становится похожа на ту старую куклу, принадлежащую матери... Ее давно разломала Азула... Как только Урса исчезла из дворца. Просто разбила фарфоровую разряженную безделушку об пол. По осколкам я помню... У нее были большие синие-синие глаза, темные волосы, мягкие, шелковые, как настоящие, и алые губы. Такого неприятно жадного оттенка, как сейчас у Катары. Она улыбается. Когда Катара ставит чашку обратно на стол, я вижу красный след ее губ, оставшийся на внутренней белоснежной стороне. Это ее чашка. Даже на ощупь я, кажется, могу узнать ее из тысячи. Там неровный отбитый краешек, она сама низенькая и широкая, и еще на ней синие узоры из цветов, впрочем, это не так уж важно. Она всегда пьет из этой чашки. И всегда оставляет ровный отпечаток красной туши на старом месте. Всегда. Отпечаток накладывается на отпечаток. Постепенно из алого след становится бурым, коричневым - если она долго не приходит пить чай. Но чаще он все-таки алый. - Ты меня опять не слушаешь .И о чем ты думаешь сейчас? Она смотрит на меня и улыбается. Снова. Та кукла не улыбалась. Она не умела. Мне нравится смотреть, как улыбается Катара. Только чуть-чуть приподнимаются уголки губ. Она улыбается редко. Почему - не знаю. И не уверен, что хочу знать. Мне нравится, что она улыбается только для меня. Немного снисходительно, что ли. Как старому другу. Холодный жасминовый чай. Она всегда его заваривает. Она не разбирается в чае. И не умеет его правильно готовить. Но мы всегда пьем неправильный жасминовый чай вечером в кухне старого дворца. Когда оттуда уходят все и отсвет фонарей отражается в медных котлах. В маленькой комнатке, где обычно отдыхает прислуга, мы скрываемся от всех. Мы разговариваем. Она разливает чай. Несколько чашек несколько раз в месяц. Когда кому-то из нас надо выговориться. Сегодня мы сидим просто так. Мне нравиться слушать, как она говорит. Говорит она чаще смешные глупости. Как сейчас. И ее не волнует, что я ее не слушаю. Спрашивает и хмурится неодобрительно только из одного ей ведомого кокетства. Низкий столик. Оба на коленях. Чайник в стороне вскипает. Хоть я и мог его нагреть в считанный секунды. я не делаю этого. Мне важно, что мы ждем пара и свиста еще несколько минут. - Зуко... Невнятное мычание. Чтобы ничего не говорить и тем самым заставить ее произносить заведомую чушь, можно просто сделать вид что допиваешь чай. Она тоже отпивает из своей чашки. Она замечает, как я пялюсь на новый след ее губ на кромке старого фарфора. Она ловит мой взгляд. Краешки до омерзительного алых губ поднимаются. Цвет свежей раны. Тут же отвести взгляд. - Слышишь... есть одно... поверье, что ли, примета... Не знаю, как сказать... Насчет следов от губ на чашках. Знаешь? - Не представляю, о чем ты. Вру. Прекрасно знаю, что она хочет сказать. Ресницы, кстати сказать, у нее такие же длинные, как у куклы. Помню дивный осколок. Кусок ее белого личика, часть лба и один синий глаз с пушистыми ресницами. Его я едва успел унести с собой, прежде чем остальные сгребли и выбросили. Равнодушно. - В общем… Считается, что если ты пьешь из чужой чашки и случайно коснешься этого отпечатка губ... Это будет как поцелуй. Ты целуешь человека, пусть он и не желает этого. Она снова отпивает из чашки и ставит ее на край стола. Чайник вскипел. - Чушь какая-то. Получается, что поцелуй краденый. Не находишь? Да. Не нужно быть Синим духом или искусным вором, скрывающимся под маской, чтобы украсть ее поцелуй. Краденые поцелуи. Если б только она знала, что по вечерам, когда приходиться заваривать чай одному, я пью из ее чашки и краду поцелуй за поцелуем. Я давно знаю это поверье. Интересно, что бы было со мной, если бы я поцеловал ее, а не тонкий фарфор. Если бы губы коснулись живого тепла, а не кромки чашки, согретой паром и кипятком. Наверное, я не чувствовал такого трепета и возбуждения. Может, это показалось бы мне фальшью, оттолкнуло бы меня... С чего я вздумал тогда целовать... Ее. Ее губ отпечаток, красный на белом... - Ворованные поцелуи... Скажешь тоже. В ее голосе не звучало уверенности. Холодный оттенок платья из синего шелка. Свечи невольно в нем отражаются и пытаются сбежать. У той куклы тоже было синее кимоно. - Наверное, кто-то не очень счастливый придумал эту сказку. Хм. Верно. Наверное, кто-то не очень счастливый в это верит. Я верю. Смотрю, как она наливает чай себе. Протягиваю чашку ей. Вижу, как руки ее дрожат.О поверхность стола разбились капли . - Ты взволнована чем-то. Что-то не так? Мы давно умеем смотреть друг другу в глаза. Но редко пользуемся этой привилегией. Она отводит взгляд на этот раз. А я ловлю ее за рукав. - Ты в порядке? Не смотрит . Я, опомнившись, отпускаю ее. Она наконец осмелилась на меня посмотреть. - Да. Просто голова кружится. Не обращай внимание. Ее пальцы смыкаются на чашке. Подносит к губам. Пальцы слабеют и разжимаются. У той куклы были тонкие подвижные пальчики на шарнирах. Совсем как настоящие. Чашка брызнула осколками во все стороны. Капли. Лужица на полированном столике. След алых губ потерялся в многочисленных осколках. Жаль. - Что со мной такое... Нечаянно… Рукав мокнет в остатках жасминового чая. Я притягиваю ее к себе. Стол мешается. Нечаянно во рту пересохло и сердце стучит в голове. Я целую ее руку. Пальцы в тонких, цвета луны, кольцах серебра. Пальцы мокрые от чая. Пальцы тонкие и белые, как у куклы. Она смотрит на меня испуганно. И губы приоткрыты... Целую запястье. Отодвигаю рукав. Аквамариновые вены. Поцелуй за поцелуем. Обнажаю локоть. Столик покачивается. Жестом руки его в сторону. Она пугается еще больше. Чашки, чайник с заваркой летят на пол. Не слышу дребезга посуды. Волны ткани мешают добраться до плеча. Раз уж без спросу забрать поцелуй решился... Синяя чашка с красным следом укоризненными осколками. Коснуться уголка губ. Проникнуть языком. Встречаемся взглядами. Как глупо. Наверное, теперь и мои губы в алой фальши. Она соглашается закрыть глаза. Порхание ресниц... Кукла не умела закрывать глаза. Голубой глаз доверчиво глядел в прохладную тьму. Осколок белого лица лежал где то, затерянный между кипой старых документов, приятных мелочей и давних историй. Я позволил себе удержаться мгновение в этом нечаянном полусне. Едва ли сладким покажется пробуждение. Она осталась сидеть в маленькой тесной комнате. Она не открыла глаза. Тушь смазалась, ее я позже стер и со своих губ. Тушь цвета крови. Пальцы в кармане нашарили осколок. В полумгле дворцовых коридоров след ее губ на белоснежном фарфоре казался черным.
Согласна... 
