Романс – произведение изначально ориентировано на развитие именно романтических отношений между некоторыми, а иногда и всеми персонажами. Проще говоря, перед нами мелодрама с элементами фантастики.
Комедия - характеризуется юмористическим или сатирическим подходом. Источником смешного являются события и обстоятельства или внутренняя суть характеров.
Трагедия – изображает действительность заостренно, как сгусток внутренних противоречий, вскрывает глубочайшие конфликты реальности в предельно напряжённой и насыщенной форме, обретающей значение художественного символа.
Драма – изображает, преимущественно, частную жизнь героя и его острый конфликт с обществом. При этом, акцент часто делается на общечеловеческих противоречиях, воплощённых в поведении и поступках конкретных персонажей.
Дарк – история с рекордным количеством смерти, насилия, жестокости и боли. Гротескные описания и фатальные случайности. Часто заканчивается смертью, по крайней мере, одного персонажа.
Кроссовер - объединяет в себе попытки перекрестного опыления различных кино и прочих вселенных, вытекающих в совместное действие или отношения персонажей из совершенно разных историй.
Прекрасная в своем гневе, она швырнула ему в лицо: – Если только ты оступишься, если дашь мне малейший повод заподозрить, что ты можешь причинить вред Аангу, тебе больше не придется беспокоиться о своей судьбе, потому что твоя судьба оборвется навечно, – и хлопнула дверью. Полночи принц ворочался с боку на бок, не понимая, почему, устав так сильно, он никак не может уснуть. В ушах звенели слова Катары, несправедливые и заслуженные одновременно. Зуко сел на постели. Тишина теплой ночи была наполнена предчувствием. Еле заметный ветерок влетел в окно, коснувшись разгоряченного нагого плеча, овеяв целительной прохладой лицо. За окном неведомая птица завела тихую и печальную песню, одинокую, как эти обезлюдевшие места, а принц Зуко окончательно потерял надежду уснуть. Полуодетый, он вышел из комнаты, решив набрать воды в фонтане: вечером Катара чистила его, и там был единственный источник пригодной для питья воды во всем заброшенном храме. Путь Зуко пролегал мимо спальни Аанга. Проходя мимо его двери, принц невольно замедлил шаг и зачем-то прислушался, как будто желая услышать дыхание недавнего противника. Зуко замер у двери в комнату аватара, опустив голову, думая о странных поворотах собственной судьбы. Если бы несколько лет назад он оказался ночью у этой комнаты!.. Тогда все сложилось бы иначе. Зуко мысленно благословил неведомый высший смысл своей жизни за то, что этого не случилось. Нельзя сказать, что перелом дался ему легко, болезненная гордость еще теплилась на дне сердца, но теперь он твердо знал, что должен победить ее, потому что она могла помешать ему на избранном ныне пути – пути истинной чести. – Ты! – грозный шепот раздался за спиной у Зуко, и ледяной кинжал повис в опасной близости от его горла. Не оборачиваясь, Зуко задержал дыхание, обуздывая вспыхнувшую в нем инстинктивную реакцию защиты. Катара. Он даже знал, какого цвета сейчас ее глаза. Они должны были блестеть тем особенным стальным светом, который он видел в них на Северном полюсе, когда она сражалась изо всех сил, защищая Аанга. – Я чувствовала, что ты попытаешься совершить что-то мерзкое. Но я тебе не позволю, – с этими словами Катара скользнула между ним и дверью в комнату аватара. – Если бы я хотел, я бы уже сделал, – миролюбиво поднял руки Зуко. – У меня было достаточно времени. Катара была прямо перед ним, меньше, чем в шаге. Он слышал ее дыхание, казалось, даже стук ее сердца отдавался у него в висках. Ей тоже было жарко, хотя она оставила на себе лишь белую нижнюю одежду, в которой обычно купалась. На смуглой коже выступила едва заметная испарина. Она не опускала кинжал, но Зуко почему-то не было страшно. В голове у него мелькнула шальная мысль, что умереть от ее руки прямо сейчас в эту томную, невыносимо длинную ночь было бы счастьем. Со слабой усмешкой он спросил: – Кстати, а что ты сама делаешь ночью у двери Аанга? Катара растерянно моргнула, но тут же быстро ответила: – Я охраняла его. Я же сказала, что буду следить за тобой, так что не надейся подобраться к Аангу незаметно. Она лгала? Секундное замешательство не ускользнуло от внимания Зуко. Он пристально посмотрел в глаза Катаре, и … трепет бархатных ресниц выдал ее с головой. – Катара! – с насмешливым укором протянул он. – Не обманывай: это нехорошо. Синие глаза изумленно расширились: – Нет, я не… – ледяной кинжал бессильными брызгами упал на пол. – Ну-ну, – все с той же снисходительной лаской в голосе успокоил ее Зуко, – не продолжай. И все же, Катара, он еще ребенок. Как можно… Божественная ярость на ее лице. Она сама не знает, насколько хороша в такие минуты. – В чем ты меня подозреваешь? – Да ни в чем, девочка, не волнуйся так! Мне просто захотелось тебя подразнить, – Зуко склонился к ней, опершись локтем на дверь у нее за спиной, и почти на ухо прошептал: Это останется нашим секретом, я никому не скажу… Закончить он не успел, потому что ледяной обруч сжал его горло. – Не смей, – коротко произнесла Катара. – Мне нечего стыдиться, так что не смей говорить со мной так. И я тебе не девочка, а воин племени воды – смогу постоять за себя. Вода стекла прохладным душем, оставив мелкую россыпь капелек на коже плеч и груди. Катара опустила руку и смело смотрела на него. – Ты воин, – согласился Зуко, – и ты девочка. Маленькая робкая девочка. Не отрицай, я вижу это. – Да что ты видишь? – запротестовала Катара. Самодовольный наглец взялся судить о ней? Словно не знает, через что прошла "маленькая и робкая" девочка по его милости! Словно забыл, что ей пришлось преодолеть, чтобы стоять здесь, перед ним, так близко… Зуко скользнул взглядом снизу вверх: по узкой лодыжке, по амфорному изгибу бедра, выше и еще выше по изящной полусфере груди, по нежной шее, встретился с потемневшей синевой ее глаз. Она быстро отвела взгляд и покраснела до корней волос. Катара чувствовала кожей, как взгляд янтарных глаз принца словно бы касался ее, как обжигал и будоражил в ней что-то, чего она сама в себе не знала. Так на нее никто еще не смотрел. Она привыкла к восхищению, к затаенной нежности, к почтению или мальчишескому бахвальству. Даже Джет был иным: его взгляд говорил больше о нем самом, чем о ней. Но Зуко словно заново создавал ее из воздуха, под его взглядом она внезапно ощущала, как таинственно прекрасно ее тело, как притягательны его изгибы, очерченные еще так целомудренно. Узнавая себя в той Катаре, что отразилась в глазах принца Зуко, она дивилась тому, как нужен был ей его взгляд, чтобы обнаружить в себе эту terra incognita. Океан внутри нее волновался и грозно зашумел жарко прилившей к лицу кровью. Зуко молчал, хотя они оба понимали, что он оказался прав: она действительно была робкой девочкой, смутившейся от одного нескромного взгляда в свою сторону. – Я вижу… тебя, – сказал наконец принц, с трудом выдавив эти слова из внезапно пересохшего горла. Катара не спешила снова посмотреть ему в глаза. – Я не такая трусливая, как ты думаешь, – неожиданно прошептала она. – Я докажу. И – больше самой себе, чем ему: – Я смогу. Глядя в пол, Катара шагнула ему навстречу, преодолев то небольшое расстояние, что до сих пор разделяло их, положила руки ему на плечи, несмело прижалась к нему и потянулась к губам. Сердце глухо забилось. Зуко слышал, как в нем где-то в глубине вспыхнул древний огонь, как гулкие удары там-тама зазвучали в каждой жилке, и до кончиков пальцев его охватила легкость и сила. Зуко притянул девушку еще ближе к себе. Она податливо изогнулась в его руках, и узкая полоска обнаженной кожи на ее талии обожгла его ладонь. Зуко смутно чувствовал, что загоревшийся в нем огонь ничем не похож на разрушающее пламя, которое он знал до сих пор. Катара в его объятиях была источником и целью этого огня, началом и концом всего. Зуко даже не понял, а просто ощутил всем сердцем, что это пламя в нем – настоящее, что прежняя магия огня и годы обучения были только приготовлением к нему. Еще мгновенье он помедлил, наслаждаясь близостью Катары, ее внезапным порывом, который, без сомнения, пройдет через минуту и больно аукнется ему позже. Потом Зуко прикоснулся к ее губам, благоговейно целуя их, как святыню, не смея требовать большего, чем она сама готова отдать. Коснулся обветренными губами воина, встречая нежность ее поцелуя в ответ. И когда Катара, захваченная тем же вихрем, что кружил голову ему самому, обвила руками его шею, положила прохладную ладонь на затылок, ласкающим жестом провела по щеке, мир ушел из-под ног принца Зуко. Тем не менее несколько секунд вся вселенная принадлежала ему, потому что вся она была в той девушке, что закрыла синие глаза и поцеловала заклятого врага. Когда эти мгновения окончились, когда она замерла в его объятиях, еще не осознавая пробуждения, когда отпрянула в испуге, Зуко не удерживал ее. Закрыв глаза, он старался запомнить тонкий запах ее волос: роса на рассвете, неуловимый аромат первого снега, зовущий и напоенный обновлением жизни воздух на весенней реке… Она не ушла, она по-прежнему почему-то преграждала ему путь. Катара почти не дышала, еще чувствуя поцелуй Зуко на своих губах и боясь его самого, стоящего в шаге от нее. Та страсть, та покоряющая ласка, что она только что ощутила в нем, были чем-то совершенно неизведанным. Она была побеждена, она признавала в глубине души, что понятия не имела, с чем играет, безрассудно подлетая к этому пламени. Но это поражение странным образом пугало и пьянило ее, как самая большая победа. А сам победитель отступил назад и опустил голову так, что его темный шрам показался Катаре маской, скрывающей подлинное лицо принца-отступника. Потом, не говоря ни слова, не взглянув на нее, Зуко зашагал прочь. Мерное дыхание ночи отзывалось в нем почти болезненной тоской. Она стояла там, позади, в тускло освещенной луной сводчатой галерее. Беззащитная и сильная, она только что позволила ему приблизиться к такой магии огня, которой он еще не знал, и только что испытала на нем всю власть своей женственности. Она заслонила собой Аанга, потому что видела в нем единственную надежду мира. Она защищала того, кто смог простить ненависть, вражду, убийства, но ни за что не простил бы, если бы Зуко отнял его мечту о счастье. Эта девушка, в сердце которой была судьба городов и племен, – она никогда не будет принадлежать ему. Катара, чьи руки нежны и прохладны, Катара, его синее пламя…
Это так красиво, что трудно будет заснуть... И все же одно остается недопонятым: почему Зуко понадобилось еще и путешествие к драконам, чтобы вернуть свои способности, если нечто похожее на их магию он уже ощутил в эту ночь?
Мне понравилось 
