Подумала тут и решила предвосхитить возможные вопросы об обосновании:
1. Катара любит доминировать. Тут, думаю, спорить никто не будет.
2. Катара не против унизить уже поверженного, смотрим 312.
3. Катара страшно обожает бередить раны, свои и чужие, сотрадает при этом, конечно, но делает же: 112, 307.
4. Катара часто говорит правду в лицо, как жестока бы она не была. Да, это честно, но подчас больно тем, кому она ее говорит. Она отзывчивая, но жесткая.
5. Если она зла, то пощады не жди. 217, 312, 316.
Вывод: Катара не белая и пушистая. Она не падает в обморок при виде крови. Она не всепрощающа и не мягка. Она - не "божий одуванчик", не "ангел небесный". Так что... быть легкой такой садисткой - вполне может быть. Просто она сама об этом еще не знает.

Добавлено (2009-05-13, 01:34)
---------------------------------------------

Поясню на всякий случай. Я не говорю, что Катара плохая. Я не говорю, что она ужасная. Она обычный человек. А у людей все не так просто, к человеку нельзя подходить с плоским мерилом "плохо-хорошо". Например, эгоизм - плохо? Так все без исключения люди эгоисты в той или иной степени. "В капле -лекарство, в чашке - яд" (с) если проще - все хорошо в меру. Избыток чего-то - плохо. Даже много сахара в чашке портит вкус чая.

Умение постоять за себя - это здорово. Но оно бывает разное. Когда Джет в 217 подошел к Катаре, он ей угрожал разве? Нет, она впала в ярость как только увидела его, потому как он тоже ее обманул (читай унизил) и когда-то был опасен. Неужели в этой ситуации был только такой выход - напасть первой? Нет. Быть готовой, открыть бурдюк (тем более, ее магия несоизмеримо лучше была на тот момент, чем в 110) и выслушать врага. Она поддалась эмоциям. Ведь реально, учитывая ее возможности в магии на тот момент ее жизни/свободе ничего не угрожало. У него могли быть дружки, скажешь? Самое смешное, что если бы они там были и она поступила так же как поступила - ее бы связали. Она не конролировала ситуацию вокруг, давая выход ярости, направленной только на Джета. Ситуацию из 312 я выше разобрала. Так что у нее это не только умение постоять за себя.

Все выше написанное ИМХО.

П.С.

Стилистически выдержанный текст и очень цельный по структуре: ритм, звуковые приемы удачно соединяют стихотворные и прозаические фрагменты. Вам удалось уйти от распространенной – нет, не ошибки, скорее, шероховатости – когда стихи и проза в одном тексте существуют сами по себе, и ленивый читатель просто пропускает "то, что в столбик", теряя львиную долю настроения рассказа. Вы смогли даже эпиграф связать с основной тканью через ряд прямо-таки бальмонтовских ассонансов в первых строках: рефреном звучит "алее алого", гипнотизируя читателя – ценитель точно не бросит текст после такого начала.
Если говорить о литературных ассоциациях, то Серебряный век здесь правит бал. Стойкое ощущение, не покидавшее меня на протяжении всего текста, - это витающие где-то на фоне образы и приемы "Красного смеха" Андреева: цветовая гамма, доля раскрепощенного безумства в описаниях и мертвецы на алой земле.
Есть еще крайне положительный момент: чувствуется, что автор писал рассказ не на коленке в метро, как делает большинство. Видна работа над языком, стремление подобрать точное слово – это не может не вызывать уважения.
Мой вердикт – на данный момент это один из лучших фиков в аватаровском фандоме. Продолжить его на том же уровне, конечно, будет трудной задачей, но, Moonlight, я в Вас верю!

Душная августовская ночь имеет дурную по своей сути привычку пробуждать воспоминания.
Запросто, не успеешь оглянуться - она злой каргой расцарапает что-то внутри тебя, подденет, выставит наружу и заставит молиться на дорогие нынче рассудок и беспамятство. Море без дна и без края - звездное августовское небо. Хотя, может, оно никогда им и не было. Кто знает, может, оно всего лишь запыленное зеркало, но настолько дальнее, что там отражаются изредка только ночные фонари, зажигаемые с упорством стариком-маразматиком - фонарщиком в такие вот ночи.
Август. Надушенный, раскрашенный, продажный, душно - невыносимый и тягучий. Приторно - сладкий... Добавим имбиря, корицы и перца немного. Похож на молодящуюся даму слегка преклонных лет. Август унылый. И фонари оранжево-красными пятнами где-то внизу, кажется, совсем в преисподней, под дворцом перемигиваются, зевают бумажными ртами. В такие ненужные ночи верное лекарство от бессонницы - рытье могил-воспоминаний, пыльных моих гробниц. Чувствуешь себя не то варваром, не то избавителем.
Гнусный август. И ветер не свеж, а лишь доносит аромат курений, масел, базарных шумных дней и забегаловок, пополам с пением храмовников и вареным рисом. В такие дни убийство оставлять окна открытыми навстречу августу. Но взаперти сидеть...
Скорей бы ветер налетел. А то от бумаг уже мутит. Чернилами заляпан рукав, как в ученические старые времена. Еще пару последних документов, кажется, по поводу колоний... Еще чуть-чуть, и я засну. Собираю документы со стола. Среди вороха каких-то нелепых историй, жалоб, приказов, затесался очередной знакомый, настойчивый плотный квадратик узорчатой голубоватой бумаги. Вздох вырвался с головной болью. Придется отдать его Мэй. Пусть сама решает, едем мы или нет. В конце концов, у Катары День рождения. Как же там будет много народу… Зная отвратительную привычку Племен Воды праздновать на широкую ногу все, что можно отпраздновать. Да еще подарок выбрать... Вот это и вправду самое сложное. Документы недовольной кипой прошелестели на пол. Свечи колыхнулись от дыхания, а потом погасли, стоило только пожелать.
Выйти. Как когда-то давно, ночью, когда царит мрак, свесить ноги с балкона, словно мальчишка, и наблюдать за проблесками тусклых звезд, вдыхать влажную жару и снова пожелать улечься на нагретом за день камне, а может, даже забраться на черепичную крышу и заснуть, впитывая последние капли нашего Огненного лета. И можно шептать: "Лето, прощай!" - искренне призывая спокойную осень. Сытую и прохладно-долгожданную. Ну вот. Еще две звезды выглянули из дыма. Кажется, они были такими тусклыми, будто бы запыленными, вот чуть-чуть - и станет эта самая пыль цедиться с них при первом дуновении вселенских ветров.
Что бы такое подарить ей... Конечно, только стоит попросить, даже не приказать – и все сбегутся с предложениями, шелками дорогими, побрякушками, зеркалами, мебелью - что там обычно принято дарить девушкам... Но... Хочется чего-то особенного. Что-то, что было бы символом, знаком, колыбелью воспоминаний. Чем-то, что имело бы смысл только для нас двоих.
Вот бы горсти звезд с неба собрать.
Но не дотянуться. Да и не свежие они сегодняшней ночью, уставшие. А если бы вернуться в тот тихий омут ночи, уж сколько ночей, дней, недель, месяцев, лун назад...
Самое время для событий - ночь. Согласитесь, день слишком занятой, обыденный, утро -ленивое и скупое, сумерки, пожалуй, - вот, с чего начинаются движения, шепот, музыка, сердце. А ночью - бешеный ритм, карусель, вакханалия. Умирают в три пополуночи все, кому положено умереть. Ночь - время для снов наяву и грез невпопад. Собрать бы для нее пригоршню тех самых ярких звезд, что тогда светили в новом омуте. Озеро со сверкающими глазами рыб - вместо небесных тел. Казалось, они оживут сейчас, задвигаются, поплывут в неведомые дали, глотая облака, корабли - цепеллины, птиц перелетных. На душе сейчас, как в колодце старом эхо обмякло на пушистых мхах. Все поросло полынью, мхом да лишайником белым. Терпким запахом летней толстой нерасторопной луны... Вдохнуть бы, как тогда, полной грудью, и зачерпнуть бы рукой водную гладь мирового океана - неба... Трава уже осенью пропиталась. Жесткая, колкая и ласковая почему-то чуть-чуть, слегка, на кончиках… Примятые цветы...
За последний месяц странствий наша команда - команда Аватара- верите или нет, так сплотились, что кажется, ближе, чем мы были друг для друга, невозможно было быть. Мы все любили друг друга. Может быть, потому что боялись, что за очередным днем придет разлад, разруха, битвы, смерть. Что кто-то останется в живых, а кто-то нет. И все непременно желали либо жить вместе, либо умереть в один день. Никто не хотел огорчений. Кажется, я запутался в созвездиях, в четких линиях травы, и теперь заворожено, зачарованно, да что там, просто меня околдовала ночь, и я смотрел, тонул, боролся, метался, рождался, бился. Казалось все таким ирреальным.
Мой идеальный омут.
Из оцепенения вывел шорох, испуганная птица, вспорхнувшая в мировой небесный океан и ты, присевшая рядом. Протянула мне кружку травяного чая, остывшего уже. Отдернула руку, не позволив пальцам моим коснуться тебя. Как будто боялась, что останется ожог. Я сел поближе к тебе. Лагерь мирно сопел, не подозревая ни о лунном океане, ни о рыбках–звездах, ни о твоем тепле совсем близко со мной.
- Как жалко, что нельзя коснуться звезд... Наверное, они надменные, раз позволили нам смотреть на них только издали.
Шепот Катары смешался с голосом травы.
- Ты хочешь коснуться звезд? Зачем они тебе, они ведь холодные, как сталь. Хотя... и не такие далекие, как предполагаешь.
Она повернулась ко мне с настойчивым каким-то удивлением, каплей меланхолии и краем восхищения.
- Как они рождаются? Ты же знаешь, ведь есть же наверняка на свете такое место...
- Ты хочешь видеть, как рождаются звезды? Что ж, я покажу тебе. Эта сказка ближе, чем ты думаешь...
Я помог ей подняться. Странно, что она согласилась с моим прикосновением, почти не колеблясь.
Шаг за шагом. Трава примята. Цветы опали. Луна зевнула. Шаг за шагом. Поле кончалось обрывом. Она в недоумении вырвала руку.
- Зуко, что ты задумал?
И от удивления затрепетала ресницами, когда я приложил палец к ее губам.
- Тсс… Ты спугнешь.
- Зуко! Что это такое? Я ухожу. Немедленно.
Она отступила назад, боясь обрыва, но что-то ее остановило. Любопытство? Я же опустился в траву. Нашел плотный стебелек цветка, сорвал сухой ныне стебель. Дудочка, да и только. Впустишь дыхание - новая песня. Ветер уснувший и виду не подал, что знает мотив.
Еще одно дуновение - и тысячи светлячков вспорхнули вверх. Ведь именно так рождаются звезды. Их достаточно просто разбудить... Тысячи светящихся ласковых точек вспорхнули с земли и устремились к темным небесам. На миг их поглотили редкие облака, и вот новые звезды засияли. Но, пожалуй, не так ярко, как ее глаза в тот момент. В ее волосах путались новорожденные звезды, бликовали в темном шелке. Целовали кожу. Кто, как не звезды, целует нежнее... Они не обжигают, не ранят. Они гаснут. Но только они умеют гаснуть не прощаясь. Искры танцевали везде, ветер, кажется, поднялся к самым небесам, а искры плясали. Сегодня рождались созвездия. Девчонка спрятала светлячка в ладони. Но, пожалев, отпустила. Он вспорхнул с руки и превратился в очередную звездочку. Она посмотрела на меня. Еще секунда. Сердце стуком вспугнуло последних сонных светлячков, золотой вихрь рассеялся на миг и снова превратился в упоение.
Обрыв. Она. Слабость. Головокружение. Светлячки и звезды. Поцелуй ожогом. Ее губы. Мои губы. Смятение... Ее бег. Мой обрыв. Больше мы не вспоминали о звездах. У каждого из нас она, одна, лишняя, была спрятана в рукаве.
Нет. Звезды... Отпугнут ее, да и где достать их сейчас. Нет. Определенно нет.
Я снова рассматривал городской лабиринт. Хитросплетения улиц, улочек, площадей. Все готовятся к празднику. Городу нещадно добавили красок. Каждый считал своим долгом украсить свой дом, улицу, прилежащие кварталы. И всюду лилии. Огненные лилии. Как назло. Лилии. Весь город - огненная сказка. Алый тяжелый дурман. Голова болит. Средство от бессонницы - вскрытие гробниц - воспоминаний. То ли варвар, то ли избавитель...
Что же за подарок такой. Может, действительно последовать традиции и подарить ей букет огненного дурмана? Но ведь... Ах, отмахнуться бы от воспоминаний. Выпрямился во весь рост над громадой моего города. Последний взгляд на суету. Скрываюсь внутри дворца. Ветра не было. Тяжелым грузом висели занавеси, охраняющие вход в покои. В комнате воздух плотный, окна нараспашку не спасают. И в ванной терпкий запах проклятых цветов. Скинуть теплый шелк. Вода ласкает кожу, медь стенок холодит спину. Дурман успокаивает, затягивает, напевает. Кажется, этот запах огненных лилий - личный мой опиум. Я погружаюсь с головой в алую от опавших лепестков воду. Позже - снова шелк кровати обвивает тело. Сети снов. Ловушка для человека. Мэй сегодня не придет. Она обиделась. А я скучаю. Она прогоняла воспоминания. И охраняла от кошмаров. Но сегодня она не придет.
Так что там с букетом лилий? Помню, два чертовых года назад...
Мэй тогда должно было исполниться восемнадцать. Жаркий июль. Самый конец июля. Не поверишь, что она родилась в этот безбашенный, суматошный месяц с цветными каруселями. Мы собирались отпраздновать его в летнем дворце, спрятанном в цветах, полях и на картах. Гости почти все собрались. Она тоже была среди приглашенных и прибывших. Рядом с ним. С моим другом. С нашим героем, небожителем, братом -Аватаром. Тем летом она была счастлива. А я скучал. И кто придумал дарить подарки? Так глупо и беспокойно их выбирать. Не хотелось дарить Мэй кунаи, сюрикены и прочую дребедень. Мир все же. Украшения она не любила. Поэтому в честь нашей помолвки, которая состоялась на днях, и в честь ее дня рождения, был заложен для нее новый дом на Угольном острове. Символичное для прошлых нас место. Мы снесли старый королевский дом, и теперь строился новый. Специально для нее.
Летний радостный дождь барабанил по крышам, по парадным воротам, по балконам, по окнам, по открытым террасам. Небо не плакало. Небо смеялось. На нем ужились и солнце, и дождь, и радуги немного, и вечер густою смесью рыже-ало-фиолетовой чуть-чуть, пару капель свежей краски. А она смеялась вместе с небом. В каждой капле дождя по маленькому солнцу. Ее тело влажной истомой обхватила ткань и множество ярких, мокрых от дождя широких подолов, и смех колокольчиками. Она танцевала. Но, заметив меня, остановилась. Дождь бесстыдным любовником ласкал ее. Она улыбнулась мне. Я было осмелев, вышел из своего убежища, но она вдруг пропала. Стоило только обернуться на зов Мэй.
А на следующий день я нерешительно приблизился к полю огненного дыхания.
- Хочешь собрать для Мэй цветов?
Катара появилась неожиданно. Губы в хитрой улыбке, в уголках спрятался прошлый поцелуй. Я замер. Видение? Нет. Она прошла мимо, скользнув в лилии. Цветы с длинными, в рост человека стеблями, с яркими головками, квинтэссенцией огня...
- Я помогу.
Неужели сама ищет встречи со мной? Осталось только последовать за ней по узким дорожкам. Цветы кланялись. Цветы жались друг к другу. Ее руки срывали цветок за цветком, не позволяя этого делать мне. Запах окутывал меня с ног до головы. Этот опиум. Это она завела меня в ловушку. Я практически ослеп, оглох. Только губами бы улавливать колебания воздуха. И чувствовал едва осязаемый в этом умопомрачительном тонкий запах ее волос. Она резко остановилась. Улыбнувшись, сорвала еще один длинный стебель. А потом сунула в руки охапку лилий. С упоеньем вдохнула аромат цветка. Дурман трава… Яд для сердца, дум, катализатор желаний и иллюзий.
- Не уверен, что Мэй любит цветы.
Ее это не остановило. Она улыбается мне, как можно улыбаться только нерадивому ребенку.
- Как можно не любить цветы? Только совсем черствые люди не могут видеть их красоты, не чувствовать их аромата, не любоваться прелестью лепестков, не могут восхищаться ими. Черствые или мертвые. Посмотри, разве эти лилии не совершенны? Все девушки любят цветы...
Она отвернулась от меня, чтобы сорвать еще один цветок. Ветер налетел неожиданно, унеся на мгновение дурман, сыграв на траве мелодию снов. В моей голове тут же всплыли воспоминания о тех прошлых днях. О том единственном поцелуе. О том, что могло быть, и было, и не было. Мэй на краткое мгновение исчезла, чтобы позже вновь возникнуть в воспаленной памяти. Катара выдохнула резко, от неожиданности отстранилась, порезав руку. По пальцу струйкой стекала кровь. Ворох лилии упал к ногам. Но цветы не жаловались, им не до чего не было дела. Я без дозволения взял ее руку. Царапина, конечно, была неглубокой, но маг не спешила ее залечивать. Повод? Для меня - чтобы прикоснуться. Ее кровь опьянила. Огненный дурман, огненный кошмар, огненные цветы, жидким пламенем по венам. Она покраснела и попыталась отстранить руку, когда мой язык коснулся пореза. Вкус крови во рту... Палец в соку сорванных лилий и в крови. Нектар. Она смутилась, почувствовав мое желание, бьющее через край. Всю без остатка. Мне хотелось ее всю до капли без остатка.
- Зуко, перестань. Что, если нас увидят... Зуко?
Я притянул ее к себе. Голова закружилась. Опиум. Дурман-трава. То ли варвар, то ли избавитель. Обхватил ее лицо руками. Ощущение хрупкости оставляет в руках холод. В сомкнутые губы, на расстоянии в четверть миллиметра.
- Ты поцеловала меня только один раз, - трава замолкла, и мой шепот неожиданно резко, гневно прозвучал в наступившем беззвучье - Неужели этот поцелуй так и останется еще одним глупым шрамом ?
Она отвела глаза, мучительно краснея. Она не хотела смотреть на меня. Дразнит, так?
- Отпусти меня. Мне это не нравится. Пусти.
Ее губы дрожат. Она вырывает руку, снова готовится мне пощечина. Но тонкое запястье перехвачено и снова утопает в моей руке.
- Готов поспорить, что ты врешь.
- Что?! Да как ты смеешь?! Я счастлива! Мне не нужен никто другой, кроме Аанга. Как ты...
Слезы неожиданно из глаз брызнули, драгоценные капли скатились по щекам, коснулись моих рук.
- Как ты не понимаешь! Ты. Снег. Твои корабли. Пираты. Пещера. Обвал. Месть. Тот закат. Рождение звезд, поцелуй, последний бой. Ты умирающий. Ты! Я хочу забыть тебя.
Катара всхлипывала, и вопреки всем своим высказанным желаниям, прижалась ко мне. Я дотянулся до злого цветка, бесчувственно- высокомерного, и, сорвав, украсил ее волосы.
- Давай забудем все вместе. Проклятый запах цветов... Его хватит, чтобы забыть, кто ты. Просто давай еще побудем здесь. Я вспомню все в последний раз.
Катара всхлипнула громче, не в силах говорить, кивнула. Вдруг встала на цыпочки, обхватив мою шею, запутавшись руками в длинных рукавах. Шелковый плен. Миг раздумий и новый жгучий шрам - поцелуй. Яд специально на двоих.
- Зачем?
Она не ответила, в оцепеневшие руки вложила цветы и скрылась в поле. Я не последовал за ней. Вкус на губах не остался. В этой игре она меня обыграла.
Зной, дурман-трава, отрава.
По узким дорожкам, задевая нахальные цветы, обратно. В руках - ее холод. В руках - ее слезы. В руках - ее память. В руках - всего лишь цветы. Цветы для Мэй. Несколько раздавленных нами огненных головок-лепестков на пыльной дороге. Плата за воспоминания.
Прохлада дворца отрезвила. Огромная тяжелая ваза. Покои Мэй.
- Ненавижу цветы, - она откинулась на кровати. День ее восемнадцатилетняя. Она совершенна для меня, как всегда. Она не позволила сесть рядом. Тяжелая дверь закрылась с ужасным скрипом. Мэй ненавидит цветы.
Нет.
Не цветы. Катаре они, конечно, понравятся, но... Она забудет их так же, как пыталась забыть меня. Интересно, получилось ли у нее?
Простынь ускользнула на пол. Подушка свалилась за ней. Отвратительная ночь, и не уснуть. Вернуться на балкон? Смотреть на город, где торгуют снами, мечтами, чувствами. Не сейчас. Лучше уставится в одну точку. Запутаться в резных украшениях потолка.
Что нас связывает с магом воды? Бои? Противостояние? Элементы? Противоположность? Ожерелье... То самое ее ожерелье. Голубое с синим, материнское, обручальное. Которое - сколько же лет назад? - я нашел среди обломков тюрьмы, угля, пыли... Может, подарить похожее ей? Но… Это будет символом нашего с ней... Нашей с ней связи. Неправильно поймут. Но вспомнить сейчас тот трепет ее, тот шантаж, то самое дурацкое дерево, тот сумасшедший поиск. Вспомнить - разрыть еще одну могилу. Старую совсем. Да простят меня, варвара, великие духи. Нет. Ожерелье не подойдет.
А может собрать огненный закат, не горсть ведь звезд - реальнее. Собрать бы закат, стянуть с неба его покрывало огненно - вечернее. Вышьет еще. Но такого заката не найти. Такого, как тогда. В закате она обняла меня, это было как воспаление, начало болезни. Что я чувствовал..? Смешанный страх, трепет, гордость завоевателя, горечь, слабость, симпатию пополам в закатном небе и алой от крови воды. Тот путь мести, который мы оба выбрали, закончился в тот момент, когда ее руки обвили меня. Путь мести ее, путь мести мой... Оборвались с моим судорожным выдохом.
Нет. Закат. Не передать, только запутать ее. А что, если вспомнить пещеру? Предательство, нечестно с моей стороны возвращать ее в то скомканное мною прошлое. В ту точку, где почти по-настоящему начинаемся мы. Нет. Кристаллы в той пещере погасли. И возвращаться к ее ладони на моем лице... К шагу вперед и к ней и шагу назад от нее. Не вернемся. Что же с нами? Чем же мы связаны? Что было в начале, что будет в конце…
Я уснул, улыбаясь, вспоминая тот глупый спектакль на Изумрудном острове, вспоминая почти смерть, вспоминая ее руки, вскрывая могилы. Избавитель. Освобождаю воспоминания из заточения. Варвар – тревожу мертвецов, призраков прошлого. Молнии расцарапали душное небо. Благословенный дождь пролился на мою землю. Чужие сны спугнул.
Полюс встретил нас с Мэй зимними ветрами колючим белым снегом, слепящим солнцем. Гостеприимными объятиями, дружескими похлопываниями, затрещинами и перебранками. Как будто назад духи время отсчитали. Долгий путь. Огромные залы. Столы, ломящиеся от угощений. Каждый член племени - участник празднества. Ликующий Аватар, светящийся от гордости и счастья за свою жену, Суюки, которая всеми силами пытается поймать близнецов, как назло таких же шустрых и неуклюжих, как папочка, и с таким же паршивым чувством юмора. А вот и сам Сокка с очередным проектом, надоедает всем вокруг, кажется, на этот раз это абсолютно невозможный корабль-который-плавает-под-водой. А вот и Тоф, которой неуютно без ощущения земли под ногами. Ей всеми силами помогает мой дядя и добрая половина гостей мужского пола. Тоф это раздражает, а все умиляются и продолжают ей помогать, пусть даже она сама того не желает. Она стала настоящей красавицей. Превратилась из сорванца в изящную девушку, но привычки остались. Так же больно бьет, так же ужасно смеется и так же обзывает Аватара. Но ей это прощают. Все как будто бы на месте, как будто бы и не прощались.
Все гости замирают вдруг и поворачиваются ко второй парадной двери, находящейся на возвышении около столов для старейшин племени. Мы не виделись уже несколько лет. Мэй нездоровилось. Очередное восстание бывших солдат армии огня... Всегда находилось что-то, чтобы отложить нашу встречу. Но вот она входит. Приветственные крики, суматоха… И взгляд от нее не оторвать. Похожа на снежную королеву из старых сказок. Та снежная королева, полюбив посланника солнца, растаяла от его единственного прикосновения. Длинные волосы, украшения словно из прозрачного льда, белое, голубое, сиреневое, воздушное, пена - кружева. По венам бурный ток крови. И сердце слишком быстро. Она, заметив меня, тут же скрылась. Никак не могли найти ее. Она пряталась в толпе, намеренно, или нет, ускользая.
Поздравления, шум, крики... Мэй уснула на плече от усталости. Этот день окончательно ее вымотал. Бледная кожа от яркости здешних льдов еще белее, и вены аквамарином под кожей. Я отнес ее в покои, отведенные нам. Раздеть, несколько одеял и поцелуй на ночь. Она сильная, но холод убивает женщин страны огня. Пришлось вернуться. Хотелось лично в руки передать подарок. Мне повезло. В зале уже никого не было. Все разбрелись -разошлись. На ледяном троне, подтянув под себя ноги, засыпала Катара. Корона сползла на бок, кимоно смялось, тело запуталось в нескончаемых слоях тончайшей призрачной ткани. Рука потянулась к ней. Щеки коснулась. Она подалась навстречу неожиданному теплу, потеревшись котенком доверчиво о руку. Распахнула глаза и отпрянула резко, спросонья не узнав. Промолчала.
- С днем рождения тебя, Катара.
Она улыбнулась, натянуто и обреченно.
- Устала?
Кивнула.
- Это от Мэй.
Протянул ей сверток. Тут же открыла футляр. На ледовый свет показались свитки, пожелтевшие от нещадящего врага – времени.
- Тут старые техники магов воды. Оказывается, хранились у нас в библиотеке со времен Созина. Целое сокровище. Он хотел тогда изучить вашу тактику. Мэй нашла, думала, тебе интересно будет...
- Спасибо.
Ни слова больше. Пауза. Стеснение.
- И вот тут от меня...
Красивый маленький ключ скользнул в замочную скважину преподнесенной мною шкатулки. Из белой кости, с деревянными и серебряными вставками. Узоры. Ледяной на ощупь, странный древний материал холод сохраняет. Мелкими буквами, блестящими, как роса в мертвом, блеклом свете земного начала.
- "Ты поднимаешься с луной, я - с солнцем".
Она, прочитав, непонимающе посмотрела на меня. Я продолжил:
- Но есть кое-что, что нас объединяет.
Взял ее руку с зажатым ключом. Скрежет - поворот... В шкатулке - сверкающий...
- Снег?
Чистый. Белый. Первозданный.
- Помнишь нашу первую встречу?..
- Корабли. Ты. Страх. Снег. Мы начинались со страха.
- Так ты не забыла? Мы начинались со снега. Обещала забыть.
- Не смогла. Просто. Твой поцелуй - мой шрам, а снег-сопровождение.
- Давай забудем?
- Забудем?
- О страхе, снег можешь оставить себе.
- Забудем.
- Но ведь не совсем забудем, верно?
- Да. Не совсем.
Она согласилась. Отвела глаза в сторону. Прижалась ко мне. Я на коленях. Она обнимает меня. В первый раз признавая поражение. Но не спешит убегать.
- Еще один подарок, да или нет?
- Да, пожалуй.
- Только если глаза закроешь.
Самая прекрасная полуулыбка. Озорная.
- Так и быть.
Я знаю, что она знает. Знает про мой подарок последний или нет, решать не нам - судьбе. И то, что появится еще одна тема, которую надо будет обходить. Еще кое-что, о чем следует молчать. И я буду скрывать то, что она скрывает.
Доверчиво губами к губам. И оба знаем про тепло, проснувшееся во льдах.
Про первую встречу.
Про снег и про страх.
Про тихие наши молитвы.
Про разные пути.
Про то, что скрываем.
Про то, что я поднимаюсь с яростным солнцем, а ты - с неспящей луной.
Про то, что я варвар.
Про то, что я избавитель.
И про наш с тобой вечный снег.

-Конец-

Ритмизированная проза, обилие инверсий, вообще довольно прихотливая синтаксическая структура – ничего удивительного, что с расстановкой знаков препинания были трудности.
Этот рассказ лучше всего неторопливо читать вслух, потому что так слышнее переливы интонации, ее ускорение и замедление, индивидуальный авторский голос и расставленные, как маячки, паузы. Я споткнулась всего один раз в самом начале: "зажигаемые с упорством стариком-маразматиком - фонарщиком в такие вот ночи" – запнулась за стоящие подряд существительные. Но потом, видимо, мне удалось попасть в такт, и я, как в вальсе, просто следовала за шагами повествования.
"Обрыв. Она. Слабость. Головокружение. Светлячки и звезды. Поцелуй ожогом. Ее губы. Мои губы. Смятение... Ее бег. Мой обрыв. Больше мы не вспоминали о звездах." Ритм здесь прерывистый, как стук сердца, особенно в начале абзаца, где слова из двух слогов: об-рыв, о-на, сла-бость – и, чтобы не сползти в монотонность, длинное – го-ло-во-кру-же-ние. Однако назывные предложения редко встречаются в устной речи, особенно если говорит женщина и говорит эмоционально. Поэтому слова Катары на поле лилий кажутся больше впечатлением Зуко от того, что она сказала, чем прямой речью: "Как ты не понимаешь! Ты. Снег. Твои корабли. Пираты. Пещера. Обвал. Месть. Тот закат. Рождение звезд, поцелуй, последний бой. Ты умирающий. Ты! Я хочу забыть тебя".
Катара появляется трижды, каждый раз чуть повзрослев. В эпизоде у обрыва слышно, что говорит девочка-подросток. Среди лилий перед нами уже девушка, успевшая испытать любовь и счастливую, и несчастную; в ней меньше удивления, зато есть надрыв от несогласия с собой. Знаменательны здесь слова о совершенстве цветов, потому что она сама остро чувствует неидеальность любви и невозможность для самой себя соответствовать высокому моральному эталону. Рано или поздно это понимают все, но распоряжается этим пониманием каждый по-своему. Для кого-то это становится оправданием подлости, а для кого-то источником внутреннего роста.
И, наконец, на Южном полюсе появляется замужняя Катара, как будто примирившаяся с тем, что ее любовь никогда не будет простой. В гармонизирующих аккордах их разговора с Зуко растворяется напряжение, скопившееся от воспоминаний и раздумий принца. Ничего идиллического в этой сцене нет, есть принятие данности, готовность к будущим трудностям и радость от того, что происходит прямо сейчас. Нравственные и эмоциональные проблемы героев не исчезают: это испортило бы сюжет. Но в том, как они говорят между собой об этом, в их согласии есть что-то очень достоверное и обнадеживающее. Так говорят, когда между сердцами нет преград, и, наверно, именно это греет душу читателю, верящему, что подобное возможно.

Новый месяц налился ядом.
Забился в ивовой клетке и задышал часто-часто, успокаиваясь безразличными облаками.Ветер ревниво примял траву, оборвал цветы, зашептал бархатными лепестками.
Огненные лилии. Их запах постепенно сжигал легкие, даруя чистую незамутненную свободу разуму. Шелковая трава опутывала ноги, не давая срывать вслед за жестоким ветром цветы. Нежная трава почти плакала. Росой роняла слезы на ноги, целовала ласково и нежно. Умоляла. А жесткие стебли кровавых цветов резали пальцы. Прихоть.
Сегодняшней ночью я не буду плакать. Пусть плачет лучше трава цвета стали да ржавые насквозь цветы. Месяц снова попытался выбраться из сплетенья ветвей, но только жалобно заскулил, поранившись. Капля пламени завилась по сухим веткам и тут же отозвалась едким дымом, превратившись в костерок. В настоящем не все правильно. Не все истинно. Я хочу исправить это. Время. Судьба. Они мои слуги. Звезды подмигнули, осыпались ненужным блеклым бисером в поля. Осень уже тронула краешки лесов, а лилии все цветут. Холодно. Совсем чуть-чуть. Ровно столько, сколько нужно князю-сентябрю. И мне... Несколько капель крови в старую плошку, трава, влажная земля. Осенних листьев. Перьев и кожистых крыльев. Ворчунов-жуков. Дыма. Корицы. И зерна красного жгучего перца. Горечь не мне, дурман-трава и головки редких колокольчиков не в мою душу. Не в мои мысли. И звон не мне.
Ей. Некрасивой. Молчаливой. Слабой. Не способной любить хоть каплю так, как умею я. Вся горечь ей, все слезы ей… Пожалуй, я отомщу за все теперь, моей ночью, сладкой ночью, злой ночью, ревнивой ночью... Ночью, когда мои чары могут опутать, завлечь, растоптать, вознести на вершину неведомого неба. Сегодня я творю свое счастье. Пляска. Пламя и дым столбом. Словно светлячки и рой безжалостных ос вперемешку - искры алого безумного костра. Обрывки шелка, холодная кожа. И сердце тоже холодное. Но я разбужу жар. Глаза волка испуганно на меня из темноты горят. Чувствует зверь нечистую силу. Обходит стороной. А зелье кипит - пузырится, поет скрипучий котелок над жаром ...
Маги воды способны на колдовство. Способны лишь немногие. Мне повезло. Я научилась этому... Разжигать сердце там, в вечных льдах, нелегко, да и ненужно, но тут это можно сделать легче, привязать сильней. Кутать синим дурманом. Опиумом обволакивать, прельщая сердце, смущая разум.
Дым дернулся в зеленый, коснулся фиолетовым и, наконец, багровый, струящийся, он рванулся в небо, убегая от ночи. Выше. Быстрей. Крепче. Приворотное зелье готово. Осталось только дать его хозяину сердца своего темного. Навеки будешь привязан. И следовать за мной в такие дали, что не снились тебе. В вересковые поля, в просторы острых льдов, что синее синего вечного неба, что в океане как зубы страшных чудищ, в болотные топи, в коварные песни, в пляски осенних ведьм… Я буду вести тебя. А духи будут застенчиво шептать тебе мои новые ласковые сказки. Ты сам попался в расставленный силок. Как ты мог смотреть на нее так, как когда-то мною любовался? Мои руки дарят невиданные краски небу, повелевают всем живым на этом свете, мне подвластны, послушны, покорны... Но почему ты не смотришь на меня ? Почему твои золотые глаза, твои руки, твоя судьба, твои мысли… Почему они принадлежат не мне, а той, чья душа скрывается за сталью серой? Открою ветру, нареченному брату моему... Что люблю тебя. Лишь ему доверю мою тайну. Что люблю тебя, и не отдам ей. Может, хочешь погибнуть со мной? Я страстно желаю этого... Умереть нам проще, чем жить. Но, боюсь, мы не будем там, в параллельно-потустороннем, вместе. Мне давно уготован нижний мир духов-мучителей. Ты попадешь в сады верхнего мира наслаждений.
Ветер воет. Когда моя душа стала черной?.. Когда в нее ворвался ты. Сумбурным вихрем, золотыми искрами, страшным гневным, искренним пожаром. Летне-осенним звуком шуршащих листьев и пением травы. Мое последнее заклинание и та, другая, не вернет тебя. Тридцать три запретных руны на листьях. Волк из кустов с воем пускается наутек, боится неведомых знаков, сулящих беду живому.
Но если не полюбишь...
Если почему-то преодолеешь заклинание, я исчезну, растворившись в атмосфере. Легенды расскажут о том, как последний маг крови - Катара из южного племени воды, пропала, затерявшись в жестоком лете, выпав нежданным снегом на поле алых цветов благодатной страны. И сквозь кружево инея загорятся алым лепестки. А потом придет настоящая зима, придет белым медведем, стряхнет с себя сугробы искристого снега и последние слова обо мне пропадут под ледяным пухом, под серым небом. Но это лишь мои безумные мечты. Покуда воля высших духов к нам будет неизменна, ты будешь видеть этот мир таким, как скажет заклинанье. Таким, каким напою тебе его я....
Я ухожу из ночного леса. Последний раз гляжу на месяц. Лунный пасынок-негодник глядит, недовольно щурясь. А я выпиваю залпом концентрат вымышленного счастья.
В тишине полей.... И города затихли... И почему-то сердца остановились на миг у всех живых. Миллионы сердец с минуты на минуту начнут свой ход, не заметив паузы. В тишине моих полей, его городов, стучат лишь два. Мое сердце. Его сердце. Знаю, сейчас проснешься от бешеного ритма. Не поймешь, с чего бы это, кошмар ли приснился? Заснешь рядом с ней. А я слышу, как бьется твое сердце, словно птицу ловят в силки. Ловушка сработала. И ты попался в мои сети.
Никто не заметил потери. Никто не заметил меня новую. Никто не заметил подмены. У меня такое же лицо, имя такое же. Радость такая же. Но нужен мне ты. Месяц растворился, забрал серебро. Облака все те же остались… Что ж будет со мной?..

***

Мы вернулись в летнюю резиденцию. Сезон дождей. Новые ритмы по пагодам, новые ритмы по перилам, по балконам, по окнам. Срок - день. Срок - поцелуй. А больше я бы не вынесла. Ждать невыносимо, немыслимо. Любишь или нет - покажи. Любишь меня - живу, любишь - ее зима. Дышать сейчас. Впитываю прохладу вечного спутника-дождя. С ним бы по балконам, протанцевать по аллеям, проспать чердаками, поиграть листьями, помолиться с помятыми цветами, попрощаться с рассветом.
- Бессонница? Похоже, я не единственный, кому мешает дождь...
Он подкрался со спины незаметно. Так - случайно… Выходы из комнат рядом, выглядывают во внутренний двор. Он сонливый. Совсем ребенок. Ежится от холода и в который раз пытается поймать рукой рукав халата. Видимо, дождь совсем его замучил, проказник. По крышам деревянным барабанной дробью.
-У Мэй всю ночь голова болела. Давно я от нее таких жалоб не слышал. Не знаю, кто же больше мешал мне спать.
Мои губы тронула нечаянно улыбка, как будто от кого-то она сбежала ко мне. Он улыбнулся в ответ. Протянул руки в рождающийся розовый рассвет. В широкие уютные ладони быстро набежала вода. Пару лучей розового нового солнца заблудились в сильных пальцах. Он выпил дождь вместе с пойманным светом, а потом просто высунулся, насколько ему позволяли широкие перила, из-под крыши. Ребячество. Дождь тут же залил голову и плечи, обцеловал шею, век закрытых коснулся.
Мой смех определенно нравился ему. Мокрые волосы прилипли ко лбу, мешая разглядеть его глаза и заточенных в них светлячков. За шиворот полилась вода с крыши, и вот теперь он, отфыркиваясь и приплясывая, словно не вода, а жук заполз за шиворот, чертыхается, совсем как дитя. Ледяная вода. И снова скорчил гримасу. Хозяин огня? Ничуть. Кто выдумал эту злую шутку? Просто тот, которого я люблю. Его смех - как вино искристое, мой смех...
Неожиданно... За миг до взрыва в сердце, он подхватывает меня на руки, перепрыгивает через перила. Мягко, как кошка приземляется во дворе, разбивая вместе с дождем поверхность луж. Смеется. А мое сердце в возмущении заходится, трепыхается, ухает с прыжком куда-то вниз живота и все пытается прийти в себя. Дождь усиливается по мере того, как сердце успокаивается. К лицу приливает кровь. Я даже немного усмехаюсь. А этому ребенку явно нравится мое смущение.
- Поставь меня на землю.
Наиграно. Просто прижми к себе покрепче. Этот дождь замечательный. И ты тоже. И я поверила, что счастье существует, пусть и колдовское…
- Нет. Ты промокнешь.
- Я уже промокла.
Он идет вглубь сада. С веток дождь перебирается на дорожки, на нас. Мокрый шелк пристает к телу. Ты рядом...
Пусть я добилась этого духами, чарами. Сейчас это не важно. Цветы раскрывают свои ароматы, влажность окутывает. Капли за каплями разбиваются, созидая новые и их последующую смерть. Капли.
Мы прячемся в лабиринте очередных цветов, их стебли укрывают нас от посторонних глаз.
Он просто наклоняется ко мне и целует вместе с дождем. Дождь яростно бьет, яростно мечет, яростно выплясывает по телам, шелкам, глазам, губам… Как будто хочет смыть окончательно краски. Вкус дождя вместе с его. Разделенное на двоих солнце, капли, свет…
- Я люблю тебя, - мой шепот теряется в вальсе по каменным дорожкам и черепицам пагод.
- Я знаю.
Становится холодно, и по привычке кутаешься в мокрый шелк. Потом прижимаешься. Не отпускать бы. Холодно.
- Я тоже тебя люблю...
Сомнений нет. Чары. Все стало вдруг так просто… Последние несколько капель затерялись в волосах. Мокрые, хоть отжимай и розовое утро. Дымка туманная и в поля хочется.
- Люблю уже давно...Знаешь, я понял это тогда, когда думал... что умираю. Второй раз думал, что умру. Не случилось. Ты рядом. Кажется, я не мог позволить себе умереть.
Он снова целует. Но... Что-то пошло не так. Как будто...
Холод забрался под одежду, и жара его тела я не чувствовала. Солнце коснулось кожи.
Воздух отчего-то прозвенел... Натянуто, так, как будто кто-то, ненавидя колокольчик, бил что есть мочи, терзал серебряный язычок. Если магия сталкивается с любовью... Даже любовью к совершающему обряд... Маг погибает.
Просто распадается.
Осознание того, что мое счастье – ложь, что луна больше не придет, что он - всего лишь секунды и вечные сны, пришло с каким то горьким опозданием. Со спокойствием. С нежностью к последнему утру.
И почему дождь замолк?
Цветы под тяжестью воды склонились к нам, росинки, лучи в них путаются...
И он снова и снова целует меня, собирая с лица последний дождь. Прижать его к себе... Поверх плеча его солнце зевает.
Его запах.
Вдох - выдох...
Серебряная пыль.

***
Она рассыпалась снегом, оставшись на ресницах, тронув волосы сахарной белизной, узорами на цветах снежными. Но дождь победил. И лето последнее с утром и солнцем победило. Растерянный взгляд. Ожерелье, затерявшееся в бело-розовых снежных цветах. Последняя растаявшая хрустальная снежинка. Солнце постучалось в северные окна.

Подпишусь под каждым словом. У рассказов Moonlight есть свое лицо, они узнаваемы.
Чувствуется, что здесь автора вдохновляли мотивы славянского фентези. Я ошибаюсь? А еще я вспомнила "Русалочку" Андерсена: мгновения счастья, купленные ценой чар и собственной жизни.

P.S. Да, еще про первый фик - не помню, чтобы герои пользовались ложками =)))

Пилат: Истина, Истина! Что такое Истина?!
Христос: Истина - она то, что с неба.
"С неба обычно падают снег, дождь и парашютисты" (с) Домбровский

Добавлено (2009-08-05, 14:34)
---------------------------------------------
Moonlight,